| |
Особое место во второй половине XIX
века занимает религиозная философия.
Один из ее представителей К.Н.Леонтьев
(1835-1891) предлагал ужесточить
религиозные требования к человеку,
настаивал на внедрении "византизма"
в качестве социального идеала и на
сохранении монархии, православия в
качестве суровой аскетической веры и,
наконец, поземельной общины.
Продолжая линию религиозной философии,
Н.В.Федоров (1838-19О3) и Л.Н.Толстой (1828-191О)
особое внимание уделяют религиозно-нравственным
проблемам, ориентированы на братство
людей
как высшую ценность. Однако достижение
этой цели они мыслят по-разному. Л.Н.Толстой
- через рациональную религию как
синтеза христианства и восточных
религий, как новое жизнепонимание,
основанное на любви к человеку и
непротивлении злу насилием. Н.Ф.Федоров,
напротив, ищет опору в православии, а
братство людей достигается, согласно
его взглядам, на путях "всеобщего
синтеза", объединяющего
теоретический и практический разум,
бога, человека и природу, науку и
искусство в религии.
Основные тенденции русской
религиозной философии XIX века впитала в
себя философия В.С.Соловьева (1853-19ОО).
Социальный идеал Соловьева - свободная
теократия или вселенская церковь,
объединяющая православие, католицизм и
протестантизм и утверждающая тем самым
конечную стадию истории -
богочеловечество. Выдвигая и отстаивая
идею всеединства, синтеза веры и знания,
науки и религии
и т.д., Соловьев выступил против тезиса
Л.Н.Толстого о непротивлении злу
насилием. Он призывал не только видеть
и выявлять зло, но и противостоять ему.
Линия религиозной философии позднее,
уже в ХХ веке, получила дальнейшее
развитие в трудах целой плеяды видных
религиозных философов С.Н.(1862-19О5) и Е.Н.Трубецких
(1863-192О), С.Н.Булгакова
(1871-1952), С.Л.Франка (1877-192О) и других.
В одной из своих первых публичных
лекций “ Исторические дела философии”
В.С.Соловьев (1853—1900) назвал
первоначальной философской интуицией
провозглашение “нового, неслыханного
слова: все есть одно”. Следовательно,
обособившееся, разделившееся
множество явленностей этого мира
социальности есть проявление единой
сущности. “Все есть одно — это было
первым словом философии, и этим словом
впервые возвещались человеку его
свобода и братское единение”. Идея
всеединства всю жизнь сопровождала В.Соловьева
и определяла постановку у него
исторических вопросов и проблем
человека. Основы учения о всеединстве
как начале и цели мирового процесса,
концепции истории и человека изложены
В.Соловьевым в докторской диссертации
“Критика отвлеченных начал” (1880), в
работах: “Духовные основы жизни” (1884);
“История и будущность теократии” (1886);
“Россия и вселенская церковь” (1889); “Красота
в природе” (1889); “Смысл любви” (1892—1894);
“Теоретическая философия” (1897—1899);
“Определение добра” (1897—1899); “Три
разговора” (1900).
Соловьеву были чужды и славянофильство,
и западничество. Широкие перспективы
всеединства, в которых ставились
вопросы совершенствования мира,
преодоления индивидуализма,
осуществления христианских идеалов
любви, достижения абсолютных ценностей
определяли его всемирно-историческую
точку зрения. Из идеи всеединства
вытекал и принцип свободы.
Всеединство, по Соловьеву, есть
идеальный строй мира, предполагающий
воссоединенность, примиренность и
гармонизированность всех эмпирических
несогласованных, конфликтных
элементов и стихий бытия. “Я называю
истинным или положительным
всеединство такое, — писал Соловьев, —
в каком единое существует не за счет
всех или в ущерб им, а в пользу всех.
Ложное, отрицательное единство
подавляет или поглощает входящие в
него элементы, само оказывается таким
образом пустотою; истинное единство
сохраняет и усиливает эти элементы,
осуществляясь в них как полнота бытия”.
Если “положительное всеединство”
потенциально объемлет собой и человека,
указывая ему цель и смысл жизни,
следовательно, сущность человека не
может быть редуцирована, сведена к
каким-либо частным его определениям и т.п.
Отсюда истинная суть человека есть
живое осуществление такого
всеединства, которое не только
созерцает умом, но само действует в
мире как вполне конкретный, но “новый
духовный человек”. Осуществление “живого
всеединства”, по Соловьеву, свершилось
в лице Христа. Оно явилось для людей “как
высшая сила, которая овладела ими, но
которою они не овладели”. Соловьев
уточняет: в том хаосе, которым являлся
мир далекого прошлого, истиной Христа
овладели “немногие” человеческие
души (“избранные”, по Достоевскому). И
христианская идея свободного
человеческого единения, всемирного
братства снизилась до “христианства
домашнего”, лишь до индивидуальной
жизни немногих душ человеческих. Для
основного же большинства Христос как
живое воплощение всеединства, гармонии
идеального и материального стал
далеким и непостижимым фактом. Так
христианская идея стала формализмом
церковной организации, безуспешно
пытающейся одухотворить общество,
социальные отношения, самого человека
верой в “чудо, тайну, авторитет”,
повторяя Достоевского, писал Соловьев.
В таком “храмовом, неистинном
христианстве” человек, по мысли
философа, находится в еще большем
духовном рабстве, нежели язычник перед
силами природы. Философия идеализма (от
Декарта до Гегеля), восстав против
лжехристианства, освобождает, по
Соловьеву, разум от химер и тем самым
открывает путь христианской истине.
Богочеловечество, богосовершенство
искать надо не в окружающем мире, но в
самом человеке, в его “свободно-разумной
личности”. Благодаря “рациональной
философии” к этой идее человек должен
прийти “от себя, сознательно, свободно”.
Французский материализм восстановил
материю и развил значение
материального начала в мире и человеке.
С точки зрения Соловьева, тем самым
материализм также послужил
христианской истине о воскресении и
вечной жизни тел.
Разнонаправленными путями философия
идеализма и материализма, “делая
человека вполне человеком”,
восстановила его полноту
божественного всеединства. Теперь, по
Соловьеву, остаются задачи
практического осуществления
всеединства для человечества в целом,
чтобы христианство стало “всечеловеческим
миром”, где исчезнут национальный
эгоизм, вражда, разделение
человечества на соперничающие народы.
Об “истинности” христианства как
осуществлении “всечеловечества”,
объединяющем народы не только верой, но
и “всемирным общим делом”, Соловьев, в
частности, говорит во второй речи
памяти Достоевского (1882). Главным
окончательным условием такой
Бесчеловечности является свобода,
гарантом которой является Бог,
совершенный человек Христос и “бесконечность
души человеческой”.
Мысль Соловьева об изначальной свободе
воли, данной человеку, различные
аспекты замысла философа о
воссоединении бытия со всей
очевидностью являются производными
библейской мифологемы сотворения
человека, Эдема. Всеединство как
принцип бытийного устроения,
строящегося из многоразличных
элементов, связанных и сообразных так,
что часть тождественна целому, по
преимуществу является философской
экзегетикой, рационализированным
толкованием новозаветной
символической характеристики цельного
и совершенного устроения (“да будет
Бог во всем” (1 Кор. 15, 28). Так философия
всеединства, предполагающая
укорененность здешнего бытия в
божественном, включается в русло
религиозной философии как “светского
богословия”.
Поскольку всеединство является
центральным онтологическим принципом,
постольку смысл сущего и должного
рассматривается Соловьевым только в
тех измерениях, которые раскрывают их
причастность, внутреннюю
соотнесенность с божественным.
Соловьев в своей онтологии идет за
Иоанном Дамаскином, за православием и
Платоном. Философ увлекался Кантом и
проштудировал все аргументы
последнего против эмпиризма,
рационализма и мистики. Однако
кантовский критицизм, направленный на
гносеологическое исследование границ
и содержания познания, Соловьев
отвергает как субъективизм. Эта
установка определяет у него
зависимость процесса познания от
предпосылок структуры бытия,
зависимость гносеологии от онтологии.
Поэтому концепция Соловьева (и
аналогичные теории) получили название
“онтологической гносеологии”. То есть
акт познания является развертыванием
идеи воссоединения бытия: познание
рассматривается здесь именно в
качестве воссоединяющей активности,
работы воссоединения, в итоге которой
устанавливается актуальное единство
познающего и познаваемого.
Но если Истина бытия задана, то все
остальное при “истинном”, нормальном
ходе истории может только
свидетельствовать о ней. Отсюда
появляется понятие смысла. “Под
смыслом какого-нибудь предмета, —
писал Соловьев, — разумеется его
внутренняя связь со всеобщей истиной”.
Смещение внимания философа с проблем
анализа бытия на смысл сущего,
причастного к Абсолютному,
соотнесенного с Ним, кроме религиозных
оснований обусловлено реакцией
Соловьева против отвлеченного,
исключительно теоретического знания
современной ему европейской философии.
Им руководило стремление укрепить
личностное начало в мире, обосновать
приоритет субъекта сущего. Ибо только
человек как единственное сущее в этом
мире может любовно содействовать
раскрытию, высвобождению божественных
потенций мира и тем самым — утверждать
в настоящем идеал будущего. Поэтому в
целом теорию Соловьева можно назвать
экзистенциологией, учением о сущем. Для
самого мыслителя последовательное
осуществление и проведение на практике
обеих вер — веры в Бога и веры в
человека — сходятся в единой, полной и
всецелой истине Богочеловечества.
Философской архитектоникой идей
Богочеловечества и Всеединства в
концепции Соловьева является теургия
— мистическое восхождение к
Первоединому, Богу. Стремясь к
универсальному синтезу науки,
философии, религии, Соловьев создает
возможность “цельного знания”,
которое вместе с “цельным творчеством”
образует “цельную жизнь”. Одним из
средств к достижению этого является
магия любви, эстетическое творчество
как “общение с высшим миром путем
внутренней творческой деятельности”.
Сам акт творения, преображающий хаос,
разрозненный мир в космос, есть
длительный процесс мистического
соединения “лучезарного небесного
существа Софии” с реальной стороной,
материей мира. Человек как интенция
всеединой сущности в этом процессе
является посредником, связующим звеном.
Импульсом и реальной силой,
просветляющей и перерождающей весь
человеческий мир, является искусство,
красота которого демиургична по
отношению к природе и теургична с точки
зрения окончательного состояния
будущего мира. Элементы эстетической
теургии в учении “ Становящегося
Абсолютного”, т.е. Богочеловечества,
проявляются в своеобразной
эротической утопии Соловьева, в его
магической концепции любви и
творчества. Задача эротической магии
Соловьева — преодоление в единичной
человеческой телесности
односторонностей мужчины и женщины,
что, с его точки зрения, должно
способствовать “воскрешению природы
для вечной жизни” и восстановлению
истинного “цельного” человека. Таким
образом магия любви и эстетического
откровения у Соловьева являлась
теургическим механизмом, приводящим
весь мир к Всеединству и
Богочеловечеству, являющемуся
центральной категорией историософии
мыслителя.
Воплощение для философа есть не
единичный факт явления Богочеловека
Иисуса, а постоянный процесс и общий
метод спасения человечества и вместе с
тем одухотворения мира. Поднимаясь к
Богочеловечеству, люди вместе с собой
поднимают природу, которая в конце
концов обратится в светлую телесность
царства очищенных духом. Но процесс
этот длителен. Очищение и возрождение
мира должно быть только проявлением
свободы воли Запада и Востока. В 3-й речи
о Достоевском (1885) Соловьев, отклоняясь
от идей писателя, развивает и
утверждает свои мысли. Он видит задачу
христианства в примирении Запада и
Востока. Симптомом “упразднения...
многовекового раздора между Западом и
Востоком” он считает “упразднение
спора между славянофилами и
западниками” в русской мысли. “Россия
достаточно показала Востоку (нехристианскому
— авт.) и Западу свои силы в борьбе с
ними, — теперь предстоит ей показать им
свою духовную силу в примирении”.
Идея “ взаимной необходимости ”
христианского Востока и Запада
является развитием “христианской
политики” Соловьева в свете
очерченной им же всемирно-исторической
перспективы человечества,
завершающего себя в Богочеловечестве.
Идея “вселенской культуры”, культуры
богочеловеческой, у мыслителя
приобретает теократические черты,
характеристики “нового средневековья”,
о необходимости наступления которого
уже прямо будет писать его почитатель и
продолжатель идей Н.Бердяев.
Идея “собирания” христианского
общества в живое “всечеловеческое”
единство как “внутренняя русская
задача”, идея России, “снимающей” все
противоречия между Западом и Востоком,
сознание неразрывности, единства
исторического процесса сохранялись и
проповедовались Соловьевым до конца
его дней. “Сцена всеобщей истории
страшно выросла за последнее время и
теперь совпала с земным шаром”, —
писал он незадолго до своей смерти.
|
